Чтобы лгать, надо знать правду.

Особенно если ты моно. Но даже если и дуо.

Я убеждена: Марк правдиво зафиксировал все, что случилось с его дочерью. Все, что сделала его жена в тот дождливый вечер. Я чувствую это нутром. Поэтому он так старательно прячет старые дневники. В сейфе, похожем на бомбоубежище.

Марк Генри Эванс лжет своей жене. Не стыдясь. Он лжет и мне с тем же пылом. Но он не станет лгать себе. Он – дуо, и у него хватает ума понять, что этого нельзя делать.

Непозволительно.

Особенно для долбаного литератора.

Большинство сочинителей пишут для того, чтобы осмыслить случившееся с ними самими. Тащат в книги весь свой земной опыт. Переводят в литературу факты. Беды. Желания. Ужас. Страх. Любовь. Потери. Факты, которые они усвоили из своих дневников. Обрывки разговоров, которые они записали. Все это красиво переосмысливается в образной прозе. Получает новую жизнь в тонких душещипательных текстах. Почти любой роман – завуалированное отражение автора. Его личности. Его прошлого. Фактов о себе самом, которые он выучил. Тем или иным способом.

Но вдохновляет писателя ад.

Вовсе не рай.

Хороший писатель превращает личные невзгоды в литературу. Марк – хороший писатель, несмотря на обилие огрехов. Я не кривила душой, когда на писательском фестивале хвалила его литературный гений. Взять, например, «На пороге смерти». Этот роман сильнее всех других превозносили критики. И он же вознес Марка в литературную стратосферу. И чуть не получил Букера в 2013 году.

Возьмем сцену, названную критиками «шедевром слезовыжимания». Главный герой Гуннар узнает о смерти своей девятимесячной дочери. Марк не смог бы описать эту сцену с такой убедительностью. Столь ярко и трогательно. С такой жестокой точностью.

Если бы скрывал правду от самого себя.

Теперь я понимаю, откуда пришел его успех. Как этот человек смог переродиться. Из безденежного безработного экс-гуманитария, лишенного родительского наследства за женитьбу на дуре-моно. В богатого писателя, автора бестселлеров, которого обожают миллионы. Потому что в его однообразном дуо-существовании стали происходить события. Разные события, ужасные и жестокие. Вот он и написал о них с большим чувством.

Такое всегда найдет отклик у читателей.

Мне нужны страницы из дневника Марка.

Но как залезть в этот чертов сейф-бомбоубежище? В сооружение, которое уже устояло под натиском лучшего похитителя трусов во всем Кембридже? Как насчет приставить пистолет к голове Марка Генри Эванса? Или нож с зазубренным лезвием к его же горлу?

Я типа спрашиваю.

25 мая 2015 г.

Часы тикают. Для меня.

Он позвонил сегодня утром попросить прощения. Поразительно, как он превратил извинение в настоящее искусство. Хроническая болезнь. Он не сможет в следующую субботу уехать из Кембриджа. За день до того королева должна утвердить закон о моно и дуо, и Роуэн решил приурочить к этому делу пресс-конференцию – в полдень в Гилдхолле. Самое лучшее время, говорит Роуэн. Подходящая возможность набрать политический капитал и общественный резонанс. Но такое развитие событий, к несчастью, отменяет наши планы на эти выходные. Так обидно.

Тут меня осенило.

Пресс-конференция в кембриджском Гилдхолле предоставляет мне прекрасную возможность поставить на колени Марка Генри Эванса. И это будет совсем не то коленное буйство, что запечатлено на моей стосорокачетырехгигабайтной флешке.

Теперь я знаю день и час, когда он предстанет перед лицом всего пресс-корпуса Великобритании.

В следующую субботу.

Когда величественные колокола большого собора Пресвятой Девы Марии, что буквально в нескольких шагах от Гилдхолла, начнут отбивать свои двенадцать ударов.

Но есть небольшая проблема. Крошечная, но важная. Я накосила много сена. Пышную впечатляющую кучу. Однако этому стогу недостает главного украшения. Так норвежская ель не будет идеалом красоты без звезды на макушке. Мне нужна вишенка на торте. Мне позарез необходимы дневниковые записи Марка с 13 по 24 июня 1996 года. В это время наступила смерть Кэтрин Луизы Эванс и появился протокол Пэджета. Они перекроют все мои видео со стосорокачетырехгигабайтной флешки.

Представляю в красках, как журналисты собираются на пресс-конференцию в Гилдхолле. И тут же погружаются в чтение ксерокопий соответствующих страниц из дневника Марка, которые я, конечно же, им преподнесу с непременным удовольствием. С подходящим случаю ликованием. Как они с жадностью набрасываются на неприкрашенный отчет Марка о том, что действительно произошло в детской комнате дома 23 на Милтон-роуд девятнадцать лет назад. Их обалдевшие лица. Ужас у них в глазах и не менее ужасные заголовки газет на следующий день.

Сердце мое наполнится блаженством. Ибо этот миг в Гилдхолле станет драматической кульминацией тяжелой двухлетней работы. В постели. И в других местах.

Мой великий очищающий финал.

Когда миру предстанет Марк Генри Эванс.

Изменник. Лжец. Соучастник убийства. Две первые ипостаси заставят людей разве что поднять брови. Разрушат его политическую карьеру. Третья его уничтожит. Полностью.

Мне нужны эти страницы из его дневника.

До. Следующей. Субботы.

Но как, блинский гребаный черт, мне до них добраться?

5 часов 15 минут до конца дня

Кажется, я понимаю, о чем этот едкий дневничок. На Джизас-Грин Марк разозлил Софию, и в результате она ударилась головой о «чертову» железяку. Это, в свою очередь, погнало волну «полной памяти» – в чем София теперь и обвиняет Марка.

Выходит, моя дедукция была правильной. Имею право гордиться, что дошел до этого сам. Но неужели София действительно намеревалась показать дневниковые страницы на пресс-конференции в Гилдхолле и тем уничтожить Марка? На пресс-конференции сегодня в полдень?

Это похоже на безумие.

Я тянусь к доске, чтобы снести черного ферзя его белым двойником.

От дверей доносится очередной стук. Я поднимаю взгляд – снова Хэмиш. Лицо у него виноватое и даже сконфуженное.

– Вы правы, – говорит он. – Беру назад все свои слова.

– Ага.

– Мардж закончила вскрытие, – говорит он. – Пришло пару минут назад.

Он протягивает мне стопку бумаг. На верхнем листе напечатано: